ПОХОРОНИТЕ МЕНЯ ЗА ПЛИНТУСОМ (рассказ)

Коротко о повести "Похороните меня за плинтусом

Номинирована на Букеровскую премию. В ней тема взросления будто переворачивается с ног на голову и обретает черты сюрреалистического злого юмора. От других сочинений на ту же тему эту повесть отличает лирический характер, в чём, собственно, и состоят загадка и секрет её обаяния. В 2009 году она экранизирована. Прототипы персонажей - известные всем люди: Отчим - Ролан Быков, Мать - Елена Санаева, Дедушка - Всеволод Санаев, Бабушка - Лидия Санаева и Саша Савельев - сам Павел Санаев.  В полном виде прочитать повесть можно здесь: http://lit.lib.ru/s/sanaev/plintus.shtml   Одна из глав -- размещена ниже...  

Цемент

Санаев П.В.

      Рядом с нашим домом была огромная стройка автодорожного института - МАДИ, и мы с приятелем очень любили туда ходить. Он ходил "лазат", так специфически выговаривал он это слово, а я искал там разные детали, из которых можно было бы что-нибудь изобрести. "Лазали" мы туда часто. В МАДИ нас никто не видел, и можно было делать всё, что захочется. Там было множество интересных вещей, и все они принадлежали нам. В МАДИ меня не могла найти бабушка, и, наверное, поэтому она запрещала мне туда ходить. Но как не ходить туда, где можно делать всё, что захочется, и где тебя не могут найти? 
      В МАДИ я мог бы чувствовать себя совершенно свободно, если бы не одно обстоятельство. Шесть раз в день должен был принимать гомеопатию, и, когда я был на улице, бабушка выносила мне её в коробочке. Если при этом кто-то угощал меня конфетой, бабушка брала её и, отправляя себе в карман, со вздохом говорила: 
      - Ему нельзя, у него, эх, другие конфеты. - И всыпала мне в рот порцию гомеопатических шариков. 
      Как-то, решив всыпать мне в очередной раз "Кониум", бабушка вышла во двор и не увидела меня. 
      - Саша! - крикнула она. - Саша!! 
      Ни звука в ответ. 
      - Саша!!! - заорала она и двинулась в обход дома, надеясь меня найти. 
      Найти меня было невозможно. Я был с приятелем в МАДИ и, сидя на крыше одного из трехэтажных цехов, размышлял, куда бы приспособить найденный на чердаке коленчатый вал. Услышав зов бабушки с гомеопатией, я страшно перепугался и в ужасе заметался по крыше, не зная, куда деваться. Не выпить гомеопатию было всё равно, что самовольно отлучиться с поста. Мой страх передался приятелю. Он съёжился и, с опаской глядя вниз, прошептал: 
      - А она сюда не влезет? 
      Со страху я принял его слова всерьёз и решил, что, пока бабушка действительно не влезла к нам, надо скорее бежать ей навстречу. Мой путь-полёт во двор занял минут пять. Все это время бабушка ходила вокруг дома, держа в руке коробочку с гомеопатией, и кричала: 
      - Где ты, скотина? 
      Будь она в деревне, очевидцы могли бы подумать, что у неё убежала коза, но в городе... 
      Наконец я влетел во двор. Бабушки нигде не было видно, но по отдалённым крикам я догадался, что она с другой стороны дома. Запыхавшийся приятель подбежал ко мне и, еле переводя дух, спросил: 
      - А "лазат" ещё пойдем? 
      Я сплюнул и, как человек, знающий, что происходит и чем такие вещи кончаются, веско сказал: 
      - Отлазились. 
      - Отлазались... - как бы вдумываясь в смысл этого страшного слова, тихо повторил приятель, и тут из-за угла вышла бабушка. 
      - Где ты шлялся? Иди сюда. Пей гомеопатию. 
      Приятель тут же испарился. Бабушка подошла ко мне... А я потный! 
      Потеть мне не разрешалось. Это было ещё более тяжким преступлением, чем опоздать на приём гомеопатии! Провинности хуже не было! Бабушка объясняла, что, потея, человек теряет сопротивляемость организма, а стафилококк, почуя это, размножается и вызывает гайморит. Я помнил, что сгнить от гайморита не успею, потому что, если буду потный, бабушка убьет меня раньше, чем проснётся стафилококк. Но, как я ни сдерживался, на бегу всё равно вспотел, и спасти меня теперь ничто не могло. 
      - Пошли домой! - сказала бабушка, когда я выпил гомеопатию. 
      В лифте она посмотрела на меня внимательно, изменилась в лице и сняла с моей головы красную шапочку. Волосы были мокрыми. Она опустила руку мне за шиворот и поняла, что я потный. 
      - Вспотел... Ну сейчас я тебе, тварь, сделаю "козью морду". 
      Мы вошли в квартиру. 
      - Снимай всё, ну скорей. Рубаху снимай. Весь потный, сволочь, весь... 
      О-ой! - протянула она, беря рубашку. - Вся мокрая! Вся насквозь! Где ты был? Отвечай! 
      - Мы с Борей в МАДИ ходили, - пролепетал я. 
      - В МАДИ! Ах ты мразь! Я тебе сколько говорила, чтоб ноги твоей там не было?! Этого Борьку об дорогу не расшибешь, он пусть хоть селится там, а ты, тварь гнилая, ты что там делал? Опять гайки подбирал? Чтоб тебе все эти гайки в зад напихали! Ну ничего... 
      "Ну ничего", как всегда, не предвещало ничего хорошего. 
      - Слушай меня внимательно. Если ты ещё раз пойдешь в МАДИ, я пошлю туда дедушку, а он уважаемый человек - твой дедушка. Он пойдёт, даст сторожу десять рублей и скажет: "Увидите здесь мальчика, высохшего такого, в красной шапочке и в сером пальто... убейте его. Вырвите ему руки, ноги, а в зад напихайте гаек". Твоего дедушку уважают, и сторож сделает это. Сделает, понятно?! 
      Я всё понял. 
      На следующий день, отправляя меня гулять, бабушка приколола английскими булавками к изнанке моей рубашки два носовых платка. Один на грудь, другой на спину. 
      - Если вспотеешь опять, рубашка сухая останется, а платки я раз - и выну, - объяснила она. - Выну и удавлю ими, если вспотеешь. Понял? 
      - Понял. 
      - И ещё. Помнишь, что я тебе про МАДИ сказала? Пойдешь туда опять с этим Борькой, пеняй на себя. Если позовёт, откажись. Прояви характер, скажи твердо: "Мне бабушка запретила!" Слабохарактерные кончают жизнь в тюрьме, запомни это и ему передай. Запомнил? 
      - Запомнил. 
      - Ну иди. 
      Не расшибаемый об дорогу Борька ждал меня около подъезда. 
      - Пошли, - сказал он. 
      - Куда? 
      - В МАДИ. 
      - Пошли. 
      - Боря, вы куда! - послышался вдруг голос выглянувшей на балкон бабушки. 
      - В беседку! - ответил Борька. 
      - Боренька, не веди его в МАДИ, ладно! У меня есть справка от врача, что я психически больна. Я могу убить, и мне за это ничего не будет. Ты, если в МАДИ пойдёте, имей это в виду, хорошо? 
      - Ага... - ответил Борька. - Слушай, у нее правда такая справка есть? - спросил он, когда бабушка ушла с балкона. 
      - Не знаю. 
      - Может, не пойдем? 
      - Да пошли! Как она узнает?! - завелся я, уверенный, что не вспотею и не выдам себя бабушке. - Мы ненадолго. Полазим немного - и сразу назад. 
      Перед огромными железными воротами, на ржавчине которых белой масляной краской были намалёваны четыре заветные буквы - "МАДИ", я замер. "Он уважаемый человек, твой дедушка... Он пойдёт..." - зазвучал у меня в ушах голос бабушки. 
      - Знаешь, давай лучше в детский сад, - предложил я Борьке. 
      Детский сад примыкал к МАДИ вплотную, отделялся от него забором с дыркой и по интересу был для нас на втором месте. Вечером, когда там никого не было, мы считали его своим. Мы могли играть там во что угодно, могли сидеть в маленьких деревянных домиках и забираться на их остроконечные крыши, могли жечь костер и печь в нём принесённую из дома картошку, не боясь, что какой-нибудь прохожий разорит костёр и отберёт у нас спички. И спички, и картошка были припрятаны в одном из домиков с прошлого раза, и чем заняться в детском саду в тот вечер, решилось само собой. 
      Нашу идиллию прервало появление "больших мальчишек". Так мы называли ребят из циркового училища, которые были лет на пять нас старше и тоже, как и мы, считали детский сад своим. К сожалению, они были отчасти правы. Они могли нас прогнать, мы их нет. Им, например, ничего не стоило расшибить об дорогу Борьку. А мы только могли, отойдя на приличное расстояние, крикнуть им так, чтобы они не услышали что-нибудь обидное. Борька обзывал их козлами, а я проклинал их небом, Богом и землёй. А потом мы удирали и думали: "Как мы их, а! Знай наших!" 
      Так вот, когда в детском саду появились "большие мальчишки", я вспомнил, что вчера очень неплохо проклял одного из них с балкона и поэтому лучше всего будет "сделать ноги". Мальчишки приближались со стороны калитки, поэтому "делать ноги" можно было только в МАДИ. Я уже говорил, что забор был с дыркой, вот мы ею и воспользовались. Я ещё подумал: "Сторож, может, и не поймает, а эти точно руки вырвут, а вместо гаек используют картошку. Главное - только не вспотеть!" 
      И вот мальчишки далеко. Мы на стройке МАДИ. Борька убежал вперёд, а я заметил на земле сломанную гитару и поднял её. Мне пришло в голову, что, если влезть на забор, можно здорово подоводить лифтёрш из чужого двора. Стараясь не делать слишком быстрых движений, я влез, потрясая гитарой, закричал лифтёршам: "Ай-йя-я!" - потом скорчил рожу, швырнул гитару им под ноги и, отметив про себя, что не вспотел, спрыгнул с забора обратно... 
      Земля расступилась подо мной обволакивающим ноги холодом и вязкой массой сошлась у пояса. Я понял, что куда-то ввалился. Это оказалась яма, наполненная раствором цемента. Ещё оказалось, что сижу я в ней уже не по пояс, а по грудь и выбраться не могу. Первой мыслью было поплыть, но тут я вспомнил, что не умею. Второй - позвать на помощь. Борька был уже далеко, но даже если бы он был дома, то всё равно услышал бы мои жуткие вопли. Он подбежал ко мне и с интересом, перемешанным с ужасом, долго разглядывал мою голову, словно из земли торчащие плечи и судорожно плюхающие по цементу руки. 
      - Ты чего это, того, да, совсем? - спросил он наконец. 
      - Совсем, - прохрипел я, отчаянно глотая воздух. Я тонул, и дышать было всё труднее. 
      - А что делать? Может, тебя, того, вытащить? - подал наконец Борька дельное предложение, но тут же провалился сам по колено. 
      - Ну вот, видишь, что из-за тебя получилось? - вздохнул он. - Теперь дома заругают... 
      Он выбрался. Попробовал отряхнуть брюки - бесполезно. 
      - Видал, как испачкался? - сказал он, продолжая отряхиваться, но заметил, что цемент подступает мне к шее, и задумался. 
      - Знаешь, я тебя, пожалуй, вытащу, - решил он наконец и пошёл за палкой. 
      Он тащил меня, как в кино партизаны тащат друг друга из болот. Мёртвой хваткой вцепился я в протянутую Борькой доску, и через пару минут мы уже медленно брели к дому. Когда мы перевалились через забор в детский сад (так были потрясены, что даже дыркой не воспользовались!), то наткнулись прямо на тех самых мальчишек. Они доедали нашу картошку и оживлённо обсуждали, чья бы она могла быть. Завидя нас, они, конечно, покатились со смеху, но мне было всё равно. Впереди меня ждала бабушка. 
      Вот и наш двор. Цемент, который облепил меня, весил килограммов десять, поэтому походка у меня была, как у космонавта на какой-нибудь планете, например, на Юпитере. На Борьке цемента было поменьше, он был космонавтом на Сатурне. 
      Лифтёрши, сидевшие у подъезда, пришли от нашего вида в восторг. 
      - Ой! - кричали они. - Вот вывалялись-то, свиньи! 
      - А кто это, разобрать не могу? 
      - Это вон савельевский идиот, а это Нечаев из двадцать первой. 
      Почему я идиот, я знал уже тогда. У меня в мозгу сидел золотистый стафилококк. Он ел мой мозг и гадил туда. Знали это и лифтёрши. От бабушки. Вот, например, ищет она меня, найти, конечно, не может. Спрашивает у лифтёрши: 
      - Вы моего идиота не видели? 
      - Ну, почему идиота?.. На вид он довольно смышлёный. 
      - Это только на вид! Ему стафилококк давно уже весь мозг выел. 
      - А что это такое, извините? 
      - Микроб такой страшный. 
      - Бедный мальчик! А это лечится? 
      - У нормальных людей да. А ему нельзя ни антибиотиков, ни сульфаниламидов. 
      - Но за последнее время он вроде вырос... 
      - Вырос-то вырос, но, когда я его в ванной раздеваю, мне делается дурно - одни кости. 
      - И ещё ко всему и идиот? 
      - Полный! - с уверенностью восклицает бабушка, и чувство гордости за внука переполняет её: второго такого нет ни у кого. 
      Так вот, когда савельевский идиот добрался наконец до дома и дрожащей рукой позвонил в дверь, оказалось, что бабушка куда-то ушла. Ключей у меня, конечно, не было - идиотам их доверять нельзя, поэтому пришлось пойти к Борьке. Его мама помогла мне раздеться. Минут пять мы стаскивали пальто и столько же брюки. Ботинки, когда я снимал их, протяжно чавкнули. Варежки на резинках грузно болтались из рукавов - в них тоже был цемент. В цементе были даже подколотые бабушкой носовые платки. Я влез в ванну, отмылся. Дали мне Борину рубашку, Борины колготки. Боря был раза в полтора меня крупнее, а колготки были ему велики. В общем, завязал я их под мышками и пошёл с Борей играть. Сидим играем. Лопаем бананы. Звонок в дверь. Его мама пошла открывать. 
      - Лика, эта сволочь у вас? 
      Я похолодел и съёжился внутри колготок. 
      - Лика, где он? Мне сказали, он пошёл к вам. 
      - Нина Антоновна, не волнуйтесь. Всё отмоем. Я дала ему Борины колготки, они сидят играют. 
      - Дайте его сюда. 
      - Нина, ты его ко мне не подпускай, я его убью! - послышался голос дедушки. 
      - Иди отсюда, гицель, иди! 
      Бабушка нашла меня, намотала колготки на руку и потащила домой. 
      - Ну, детка, пойдём со мной. Сейчас мы с тобой пойдём в МАДИ. Ты же любишь ходить в МАДИ? Вот мы туда пойдём. К сторожу. Хочешь к сторожу? Сейчас... Знаешь, какой там сторож? Дедушка уже был у него. А сейчас я тебя к нему отведу. Он тебя утопит, гада, в этом цементе. Ой, скотина, всё пальто изгваздал, душу бы тебе так изгваздали! Все ботинки! А брюки! Я тебе говорила, чтоб ноги твоей там не было? Говорила? Опять с этим коблом пошёл? Всёе изгваздал... Чтоб у тебя этот цемент лился из ушей и из носа! Чтоб тебе им глаза навеки залепило! Знай, жизнь свою кончишь в тюрьме. У тебя же уголовные наклонности. Костёр разжечь, на стройку залезть... И к этому ты тварь слабохарактерная. Учиться не хочешь, хочешь только вкусно жрать, гулять и смотреть телевизор. Так я тебе погуляю! Месяц из дому не выйдешь! Всё хочешь доказать: "Я такой, как все, я такой, как все". А ты не такой! Если выполз на улицу, должен пройтись спокойно, сесть, почитать... Ну, ты у меня вступишь в пионеры! Я пойду в школу к директору и скажу, как ты надо мной издеваешься. 
      - Нина, ты его только ко мне не подпускай, я его убью! - снова подал голос дедушка. 
      - И убей! Такой твари незачем жить, только другим жизнь отравлять будет. Жаль, он совсем в этом цементе не утонул, отмучились бы все. 
      - Только ко мне не подпускай! 
      "Да, - подумал я, - в ближайшее время в МАДИ лучше не ходить". 

---------- 

Уважаемые читатели, сообщайте друзьям своим, размещайте ссылки на наше независимое издание в социальных сетях, на других интернет-ресурсах, -- вместе мы -- сила! 

Новые музыкальные ролики, не вошедшие в раздел «Музыкальная шкатулка», вы можете отыскать на канале Youtube.com – «Дунайская волна» dunvolna.org

https://www.youtube.com/channel/UCvVnq57yoAzFACIA1X3a-2g/videos?shelf_id=0&view=0&sort=dd

2018 год